Экономист Евгений Гонтмахер: в конце года может наступить экономический коллапс .

Уже Министерство финансов – и то признало: не будет структурных перемен в экономике, при 50 долларах за баррель – долгосрочный кризис. Альтернативу предлагает Евгений Гонтмахер, заместитель директора Института мировой экономики и международных отношений, член Комитета гражданских инициатив (председатель – Алексей Кудрин).

«Нам не нужна приватизация ради приватизации»

Евгений Шлемович, какова правительственная антикризисная программа – поможет ли она нашей кризисной экономике?

Мое отношение к жанру нынешних антикризисных программ негативно по причине того, что они, по сути, ничего не меняют. Это просто набор пунктов по точечному вливанию денег в различные отрасли. От кризиса нам поможет избавиться только программа настоящих реформ, а не очередное лихорадочное латание дыр под названием «антикризисная программа».

В программе есть положение о приватизации. Путин потребовал, чтобы участники процесса имели исключительно российскую юрисдикцию. То есть, иностранцы отсекаются от приватизации. Хорошо ли это?

Безусловно, я считаю, что отсечение иностранного бизнеса от данного процесса - плохо. Конкуренция - это всегда хорошо. Когда иностранный бизнес отсекается, получается «конкурс» среди своих, а с иностранцами этот фокус проделать все-таки посложнее. Поэтому в нашем случае можно будет сделать заявку от имени какого-нибудь кипрского офшора, за которым на самом деле будут стоять «свои» люди.

Если в целом говорить о приватизации, которая предполагается согласно программе, я вообще не считаю ее таковой. Можно продать какие-то небольшие пакеты наших госкорпораций, типа «Роснефти» или РЖД, но владельцы таких пакетов не будут иметь никакого влияния на их политику. Возьмем «Газпром»: вы можете пойти на биржу и купить его акции, но это не значит, что вы как миноритарий можете на что-то повлиять, потому что свыше 50% акций принадлежит государству. Значит, «Газпром» делает ровно то, что ему диктует правительство России. Отсюда мы наблюдаем неповоротливость, неэффективность и непрозрачность корпорации, как это все уже признали. С моей точки зрения, приватизация - это когда государство отдает в частные руки бÓльшую часть активов, на конкурсе, в котором участвует широкий круг инвесторов, и не только российских. Приватизация не должна приводить к появлению суперсобственников, которые должны владеть 60-70% компаний, как это было в нашей стране в первой половине 90-х прошлого века. Нет, приватизация XXI века - это когда конкретное физическое лицо владеет не более чем 2-3% компании. Кстати, по такой схеме выстроены практически все крупные производственные компании Запада. Вот если будет именно так, я согласен называть это приватизацией.

"Ту приватизацию инициировал Верховный Совет РСФСР, большинство было у левых. Правительство в лице Гайдара и Чубайса было вынуждено пойти именно на такой тип приватизации"РИА Новости/Игорь Михалев

Дело еще и в том, что этот процесс не должен быть институционально изолирован. Взяли и приватизировали какую-то компанию, а все остальное вокруг осталось прежним. Это неправильно и не даст желаемых результатов. Надо работать над системным повышением прозрачности, конкуренции. Вот что такое, с моей точки зрения, настоящая приватизация.

На ваш взгляд, активы, которые предложит государство инвесторам, они вообще привлекательны? Не побоится ли бизнес покупать их, зная незавидную судьбу некоторых крупных бизнесменов, которые в итоге потеряли собственность? Говорят, в России нет крупных собственников - просто назначенные.

Это вопрос философский. Конечно, вы правы, и российский, и иностранный бизнес не доверяют нашему государству, которое может в любой момент отобрать активы, посадить в тюрьму и так далее. Поэтому мы должны во что бы то ни стало изменить отношение бизнеса, в том числе российского, к работе в России. Как я только что сказал, приватизация сама по себе, без того, чтобы улучшить ситуацию в целом, бессмысленна. Приватизация - это лишь часть большого пакета реформ, который должен включать не только экономические преобразования, но даже и внешнеполитический вектор. Россия живет под санкциями, и если вдруг какой-то зарубежный инвестор захочет купить часть российской собственности, он столкнется с большими политическими рисками. Чтобы стали покупать активы в России, нужно вернуть доверие к себе, чтобы с нами можно было работать без риска - и политически, и экономически. Без этого заявленная приватизация невозможна, если даже кто-то что-то купит, это не принесет никакого эффекта.

У вас, таким образом, есть уверенность, что приватизация не станет повторением чековых аукционов второй половины 90-х, когда огромные куски госсобственности задарма ушли «своим» олигархам взамен на продление режима увядающего Ельцина? То есть: не выйдет ли так, что новая волна приватизации только укрепит неофеодальное устройство нашего общества? И потом, есть стратегические отрасли, связанные с безопасностью страны.

Во-первых, я же не говорю, что нужно приватизировать все до последнего гвоздя. Согласен, что «Росатом» или «Ростехнологии» - это специфические корпорации, связанные с нашим ВПК, поэтому я вовсе не призываю их приватизировать. Во Франции, например, демократической и с рыночной экономикой, бÓльшую часть электроэнергии производят атомные станции, принадлежащие государству.

"Приватизация сама по себе, без того, чтобы улучшить ситуацию в целом, бессмысленна"РИА Новости/Алексей Даничев

Я говорю, что драйверы нашей экономики - нефть, газ, железные дороги и еще много чего, уже плохо работают в руках государства. Им нужны эффективные частные собственники. Да, конечно, в народной памяти приватизация несет негативный шлейф: появился каламбур «прихватизация». Но должен напомнить, что ту приватизацию инициировал Верховный Совет РСФСР, в котором большинство было у левых. А правительство в лице Гайдара и Чубайса было вынуждено пойти именно на такой тип приватизации. Это мало кто помнит, но это так. Не отрицаю, что тогда были допущены ошибки с ваучерами, которые сконцентрировались в руках разного рода дельцов, далеко не самых эффективных в качестве управленцев. Потом был этап залоговых аукционов, на мой взгляд, совершенно безобразный. Повторять все это не нужно.

Надо подготовиться, изучить опыт прошлого, чтобы избежать ошибок. Еще раз акцентирую: нам не нужна приватизация ради приватизации. Нам нужно радикально повысить эффективность экономики.

- То есть просто приватизация как средство для преодоления кризиса не годится?

Совершенно верно, главной задачей настоящей приватизации, что я пытаюсь донести, не является извлечение средств для бюджета. Ну, продаст правительство России часть каких-то активов, получит 200 или даже 500 млрд рублей и закроет очередную дыру. Но никакие экономические процессы качественно не изменятся. Кардинальное повышение эффективности экономики - вот, повторюсь, кардинальная цель приватизации.

«Современная экономика и наша политическая система - два взаимоисключающих явления»

- Остается вопрос: где брать средства при истощении Резервного фонда?

Это правильный вопрос. Если нефть в среднем за 2016 год будет стоить 30-35 долларов за баррель, до конца года Резервный фонд будет исчерпан. Еще раз повторю: получится что-то продать из государственной собственности и за счет этого решить какие-то текущие задачи, но только на этот год. А что вы будете делать дальше, в последующие годы? Опять продавать собственность - и так до бесконечности? Это же физически невозможно. Так, может быть, лучше начать готовить настоящую приватизацию, цель которой - не латание дыр, а повышение качества экономики?

Не только вы, либерал, критикуете правительственную программу. Со стороны Глазьева, Болдырева, Делягина мы видим то же неприятие и призывы, наоборот, не приватизировать, а национализировать, ввести протекционизм, вливать больше денег, к примеру, в сельское хозяйство. Выходит, правительственная программа - ни вашим, ни нашим. В чем же замысел? Чьи интересы она отражает?

Да поймите, что вся эта антикризисная программа просто для галочки. Насколько я помню, в прошлом году у нас уже была подобная программа. Почитайте отчеты Счетной палаты о ее выполнении - и всё становится понятным. Так зачем еще раз работать по той же схеме? В экономике развивается кризис, правительство уже не может игнорировать этот факт, поэтому и придумывает всякие эвфемизмы, типа «антикризисной программы», чтобы мы с вами поверили в то, что о нас волнуются, что что-то делается для исправления положения. При этом там не могут предложить и начать реальные масштабные реформы, которые могли бы вытянуть нашу экономику из кризиса. Потому что все упирается в политическую волю Владимира Владимировича. Он не хочет никаких реформ, он считает, что всё как-нибудь утрясется само собой: надо только сюда немного денег добавить, туда дотации увеличить, а остальные как-нибудь сами выкрутятся. Вот и получается какой-то паллиатив - ни то, ни сё. Ни «либералы», ни «государственники». Вполне естественно, что таким подходом недовольны.

"Дмитрий Анатольевич Медведев выступал на съезде «Единой России», и что он сказал про кризис? Да ничего!"РИА Новости/Дмитрий Астахов

А что касается экономистов типа Глазьева, то они просто отраслевые лоббисты, в частности, ВПК и ряда других отраслей экономики. Только призывы дать побольше денег - что от них еще ожидать? Ну а чем все это закончится? Напечатают дополнительные деньги, отдадут их нашему крайне неэффективному «реальному сектору», где всем распоряжаются «свои люди», и там их либо просто проедят без сколько-нибудь видимого результата, что мы уже можем наблюдать на примере ВПК, либо будет еще худший вариант: бÓльшая часть этих денег будет конвертирована в валюту и выведена из страны.

А если воля президента качнется в сторону настроений тех самых левых, Глазьева и его единомышленников? Ну, смогут они его убедить в том, что надо срочно поддержать сельское хозяйство или там производство танков и ракет, все национализировать, увеличить налоги на крупный бизнес. И что тогда?

Опасаюсь, это вполне возможный вариант. У нас отсутствует настоящая дискуссия. По всем канонам, если признано, что в стране кризис и его дно мы еще не прошли, то президент выходит к народу и говорит что-то вроде «Братья и сестры…». Еще в 2013 году, когда нефть стоила больше 100 долларов за баррель и не было никаких санкций, ВВП вырос всего на 1,3%. Уже тогда все сказали, кстати, вроде и тот же Глазьев, что эта экономическая модель обанкротилась, изжила себя, ее нужно менять. Но разве вы видели, чтобы президент бил в набат и заявил, что пришло время перемен? Может быть, он попытался устроить конкурс программ выхода из кризиса? Нет. При этом, у Путина есть так называемый Экономический совет. Но он не заседал, насколько я знаю, уже года два. А для чего тогда Владимир Владимирович его создал?

Вот и получается, что правительство продолжает заниматься паллиативами для «галочки», видимо ожидая, что цены на нефть вдруг снова вернуться к показателям двухгодичной давности. Недавно Дмитрий Анатольевич Медведев выступал на съезде «Единой России», и что он сказал про кризис? Да ничего! Только что-то насчет того, что не будем брать налоги с репетиторов, сиделок, нянь, мастеров бытовых услуг. И это председатель правительства России! Вот это и есть результат того, что вся экономика зависит от воли одного человека. Это говорит об отсталости нашей политической системы. Современная успешная экономика и наша политическая система - два взаимоисключающих явления. Вот и всё.

«Горизонт завершения кризиса очень длинный»

Вы только что сказали, что дно кризиса еще не достигнуто. Но, насколько я помню, Путин в конце прошлого года говорил, что мы его прошли. Так, кому верить?

У нас любят судить о глубине кризиса по динамике ВВП. В прошлом году он, кажется, упал на 3,7%, в этом году падение продолжится, хоть темпы могут быть чуть поменьше. Нащупываем дно? Конечно, нет. И дело не в изменениях на уровне десятых долей процента. Чтобы выйти из нынешнего системного кризиса, нам нужен рост ВПП не менее 5% в год. Всё, что меньше этой цифры, – кризис. Но без кардинального изменения экономической модели и столь же глубокой реформы государства такой рост в обозримой перспективе нам не светит.

Если мы к этому не подступимся, то уже начавшееся наступление на уровень жизни нашего населения будет «успешно» продолжаться. Возьмем, к примеру, пенсии. В этом году они фактически снижаются, а у нас, между прочим, пенсионеров около 40 млн человек. И эта тенденция надолго, чудес не случится. Даже если будет вторая индексация пенсий, о которой говорят в правительстве, она будет приурочена исключительно к выборам в Госдуму. Но реально даже на нее нет денег.

"У нас, между прочим, пенсионеров около 40 млн человек"РИА Новости/Владимир Федоренко

Потом, посмотрите, что происходит со льготами: их отменяют под любыми предлогами. И хотя в Краснодарском крае люди начали в открытую протестовать, и местные власти, испугавшись, всё вернули назад, в других-то регионах страны это происходит сплошь и рядом. Или те же дальнобойщики, о которых все уже писали и говорили: по благосостоянию этой группы ударили со всего размаху. У россиян снижается реальная зарплата: за прошлый год в среднем на 10%. И никаких перспектив, что она будет увеличиваться, нет. Взглянем на здравоохранение, доступность которого для населения падает, а государственные расходы на него год от года сокращаются. Это только некоторые показатели реального кризиса страны.

Но в чем еще проблема? Чтобы выйти из кризиса, нужны, как я уже сказал, реформы. А чтобы даже просто начать их, нужны годы на подготовку, не говоря уже о времени на реализацию. А эффект - в случае успеха - мы сможем увидеть только через несколько лет. Так что горизонт завершения кризиса очень длинный, и скачки ВВП на процент вниз, на процент вверх здесь ни при чем.

«Надо нормализовать отношения с Европой и с внешним миром»

Но, как мы можем догадываться, Владимир Путин, как человек болезненно переживший распад СССР, панически боится всяческих реформ, в его голове реформы – это, видимо, крах режима и, может быть, даже изменение географии России. И Путин сделает все возможное, чтобы этого не произошло, даже если цена этого - благосостояние населения.

Нет, я уверен, что с географией России ничего не случится. В XXI веке силовая переделка границ – это попытка возвращения в XIX век со всеми вытекающими неприятными для инициатора этого процесса последствиями. В современном мире государство увеличивает себя за счет soft power (внешнеполитическая «мягкая сила» - ред.). Вот, например, Китай вложил колоссальные деньги в Африку. Это не означает, что Африка стала провинцией Китая. Но он однозначно там влияет на многие внутриполитические процессы. Тот же Китай вкладывает огромные деньги в «Шелковый путь» (проект трансевразийских транспортных коридоров – ред.), в Центральную Азию, в Пакистан, расширяя зону своего влияния. Вот XXI век. Никто на российскую территорию не покушается, все это нездоровая мифология. Нам нужно самим определиться в нашей цивилизационной идентичности, и, если это правильно сделать, всё встанет на свое место. Я убежден – мы часть европейского цивилизационного пространства: от США, Канады и Европы до Японии, Южной Кореи, Австралии и Новой Зеландии.

Но есть другой фактор, из-за которого не происходят реформы. Надо признать, что мы зашли в нынешний кризис неслучайно. Мы сами, своими руками, еще со времен Бориса Николаевича строили модель, которая на сегодня полностью исчерпала себя. Это очень важный вывод, который наталкивает задать вопрос Владимиру Владимировичу: вы у власти уже целых 15 лет, почему вы не стали менять экономическую модель, допустим, в 2000 году? Мы же помним программу Грефа, в которой было сказано о необходимости диверсификации экономики. Потом пошли годы нефтяного изобилия, на нас полился водопад денег, открылись огромные перспективы для реформирования экономики. Можно было позволить развиваться малому бизнесу, освободив его от налогов и никому не нужных проверок.

Как раз тогда можно было развивать свой хай-тек и еще много чего другого. Но момент был упущен. Почему? Ну, видимо, потому что элита и сам Владимир Владимирович считали, что нефтегазовое изобилие будет всегда. Несколько лет тому назад я видел прогнозы, что цена на нефть будет 200 долларов за баррель. И они ложились на стол Путину, и после этого он, наверное, уже не мог позитивно воспринимать любую информацию о необходимости реформ. И это оказалось ошибкой, которую надо признать.

"Владимир Владимирович, вы у власти уже целых 15 лет, почему вы не стали менять экономическую модель в 2000 году?"РИА Новости/Владимир Вяткин

Но это только первый пункт. Второй - надо нормализовать отношения с Европой и вообще с внешним миром. Иначе у нас никогда не будет нормальной экономики, мы не сможем диверсифицироваться. Надо понимать, что Россия не такая уж мощная страна, за исключением территории, у нас не самый большой потенциал в мире. Мы уже не можем производить все подряд сами в рамках так называемого «импортозамещения»: автомобили, компьютеры, роботы. Это снова мышление XIX века: в XXI веке любые, даже самые крупные страны, ищут те ниши мировой экономики, в которых они будут конкурентоспособны, а, значит, хорошо зарабатывать.

Третье - надо открыто дискутировать, и в том числе с оппонентами. А что мы видим в ответ? Мощнейшую, оруэлловского типа, пропаганду. Помните: «Во времена всеобщей лжи говорить правду - это экстремизм»? И - продолжение закручивания гаек, как будто это поможет преодолеть кризис.

Поэтому экономические реформы - это политический вопрос.

Описанная вами ситуация напоминает приступ радикулита: ни туда, ни сюда, попытаешься выпрямиться - страшно больно, а стоять в одной и той же позе всю оставшуюся жизнь невозможно. Путин в ближайшие годы вроде бы никуда не собирается уходить. И значит, вся страна вместе с ним замерла в этом приступе. И что дальше?

Король Пруссии Фридрих Великий как-то втянулся в войну одновременно против всех своих соседей, в том числе и с Россией. Сначала все было вроде бы неплохо, но потом пошла череда поражений и, казалось бы, скоро он был бы вынужден позорно капитулировать. Но тут внезапно умерла российская императрица Елизавета Первая, а на ее место пришел Павел Третий, который был поклонником Фридриха, и он прекратил войну с Пруссией. На этом для Фридриха все счастливо закончилось.

Может быть, Владимир Владимирович ждет чего-то подобного: что в Европе или Америке вдруг сменится политический вектор и к нынешней России вдруг радикально изменится отношение? Но мне кажется, что это очень рискованная игра. Начало реформ – это тоже риск для собственного позиционирования: горький урок горбачевской перестройки, уверен, имеет для Путина важное значение. Но лучше все-таки рискнуть, попытавшись управлять процессом, чем ожидать чуда, которое может и не случиться.

«Начать нужно с внешней политики – это условие для успешных реформ»

- Тогда назовите, скажем, пять основных направлений пакета реформ. И - что может помешать их реализации?

Начать нужно с внешней политики. Но я вывожу этот пункт за скобки. Потому что это даже не реформа, а условие для успешных реформ. Что я имею в виду? Прежде всего Украину. Это главный пункт, из-за которого мы вываливаемся из мирового сообщества цивилизованных стран. Он породил санкции и антисанкции. О каком инвестиционном климате можно говорить в таких условиях? Когда ввели антисанкции, наш отечественный производитель тут же начал повышать цены на свою продукцию, которая, кстати, не всегда качественная.

Теперь пункты реформы. Первая - судебная. Это непростое и очень долгое мероприятие. Его краеугольный камень - процедура занятия должности судьи. Он должен быть независимым от исполнительной власти. Далее, нужен жесткий контроль над деятельностью судей, когда малейшие признаки того, что они кому-то подыграли, с кем-то аффилированы, служат основанием для отставки. И еще много чего другого, над чем сейчас работают эксперты Комитета гражданских инициатив.

Второе - реформа местного самоуправления. Сейчас оно у нас задавлено, там нет ни налогов, ни денег, ни ресурсов. Более того, и смысл выборов там почти сведен на нет, введены должности сити-менеджеры, в руках которых все финансы и выборные мэры играют роль «свадебных генералов». А где-то всенародные выборы глав городов и районов. вообще отменены. Чтобы это исправить, нужно дозировано оставлять деньги на местах, начать стимулировать выборы, вводить такие механизмы, как участие населения при разработке бюджета. Надо разбудить людей, показать им, что от их мнения что-то зависит. Иначе какое же это самоуправление?

Третье - это поддержка малого бизнеса. Экономика будущего - это не крупные предприятия, а малые. Сейчас у нас малый бизнес занимает порядка 20% - и в занятости, и в ВВП. А должно быть не менее 50%. При этом третья реформа тесно связана со второй, ведь малый бизнес - это муниципальный уровень. Поэтому нужно следить, чтобы со стороны чиновников не было препятствий для развития малого бизнеса. Здесь нужно активно подключать губернаторов. Вообще, одним из главнейших показателей эффективности работы губернатора должно быть то, что у губернатора происходит с малым бизнесом, причем по опросу самих предпринимателей, а не по показателям в отчетах. Могу добавить, что для успешного развития малого бизнеса его вообще нужно освободить от налогов и всевозможных проверок, хотя бы на первое время.

"Нынешнее государство не допустит независимый суд, муниципальную полицию, сильное местное самоуправление, развитый малый бизнес, оно не заинтересовано поддерживать образование и здравоохранение"РИА Новости/Андрей Рудаков "Нынешнее государство не допустит независимый суд, муниципальную полицию, сильное местное самоуправление, развитый малый бизнес, оно не заинтересовано поддерживать образование и здравоохранение"РИА Новости/Андрей Рудаков

Четвертое - это бюджетная реформа. Она должна предполагать использование бюджетных средств, прежде всего, на нужды образования и здравоохранения, то есть на развитие человеческого капитала. Сокращая финансирование этих сфер, мы подрываем основы для успешного будущего нашей страны.

Пятое - децентрализация полиции. Нужно создать муниципальную полицию. Именно она наводила бы порядок на местах. Децентрализация позволит снизить риски для безопасности личности, которые в наше время нередки. При этом понятно, что для расследования тяжелых преступлений нужна федеральная полиция. Нужно, чтобы полиция была фактором спокойствия будничной жизни людей, поведение полицейских должно быть образцово, чтобы к ним можно было не подкопаться.

И к этим пяти пунктам я добавлю еще два. Нужно возвратить разнообразие СМИ. Надо перестать использовать телевидение, радио и ведущие печатные издания для целей государственной пропаганды, которая вносит в умы ненависть, истеричность и психологический надлом. Без разнообразных, независящих от государства СМИ не будет успешной экономики.

Евгений Гонтмахер (слева): "Эффект - в случае успеха - мы сможем увидеть только через несколько лет. Горизонт завершения кризиса очень длинный"РИА Новости/Александр Уткин

И, наконец, главный пункт, поверх всей этой программы реформ, - реформа государственного управления. Потому что нынешнее государство никогда не допустит независимый суд, муниципальную полицию, сильное местное самоуправление, развитый малый бизнес, оно не заинтересовано поддерживать образование и здравоохранение. С этой реформы все и нужно начинать. А это политическая реформа. Нужно определяться с функциями государства, чем оно должно заниматься, чем не должно. Может быть, чем-то должны заниматься саморегулируемые организации, профессиональные ассоциации, НКО, местное самоуправление.

Я уж не говорю про партийную систему, законодательную власть, выборы. До этих институтов тоже должна дойти очередь. И тогда Госдума должна будет стать местом для дискуссий, сможет оппонировать правительству и президенту. А то, помните, как Госдумой был принят бюджет 2015 года? Исходя из 90 долларов за баррель, когда уже все говорили, что такого не будет. А «Единая Россия» проголосовала «за». То есть поступила политически абсолютно безответственно, бездумно следуя чьему-то начальственному указанию. В результате все начало прошлого года страна жила фактически без бюджета. В апреле те же депутаты, с таким же единодушием фактически проголосовали за новый бюджет. Та же самая ситуация, боюсь, повторится и в этом году. Одним словом, чтобы приступать к давно назревшим масштабным и глубоким реформам, надо прежде всего навести порядок в государстве.

Евгений Шлемович Гонтмахер (род. 1953) — российский экономист. Заместитель директора по научной работе Института мировой экономики и международных отношений. Доктор экономических наук, профессор. Член Правления Института современного развития, Член Комитета гражданских инициатив.

Массовая бедность в России угрожает существованию страны

Большинство семей думают о выживании, а не о развитии

Наше время обесценивает все серьезные, системообразующие слова, так или иначе связанные с общественной жизнью. За примерами недалеко ходить: «демократия», «рыночная экономика», «права человека». Спросите об отношении к ним массового российского обывателя, и вы получите в ответ множество негативных эмоций и оценок. Никого это уже и не удивляет. Мы ведь изобретаем что-то свое, особое, евразийское, которое утрет нос «гнилой» Европе. И тут приходит в голову русская пословица: «Без порток, но в шляпе». Я имею в виду такую элементарную вещь, которая таким же образом начинает забалтываться, как бедность. Почему-то в «гнилой» Европе бедность, несмотря на массу накопившихся социальных проблем, не носит массового, критического характера. Там скорее наиболее острые проблемы благосостояния касаются среднего класса.

А у нас только ленивый не рассуждает о бедности, всячески вздыхая о ее нетерпимости, но при этом пользуется совершенно неадекватными оценками ее реальных масштабов. Согласно официальной оценке Росстата, наша бедность — это порядка 13% населения, что, конечно, не мало, но и не так много, как это было в 2000 году — 29%. Так что можно продолжать охать по поводу этого, «кричащего», по выражению Дмитрия Медведева, явления, но ровным счетом ничего не делать, чтобы реально помочь этим 13% россиян: ведь остальные 87%, получается, живут небедно. А это подавляющая часть электората, которая должна проголосовать (и наверняка проголосует) «как надо». Но, к сожалению, проблема бедности в России куда масштабнее и глубже, чем эти пресловутые 13%.

Хочу напомнить, что впервые в нашей стране официальная черта бедности появилась только в самом конце советского периода. 21 мая 1991 года Президент СССР Михаил Горбачев подписал Указ «О минимальном потребительском бюджете». Уже после конца Советского Союза, в начале 1992 года, когда произошла либерализация цен, оказалось, что ниже черты минимального потребительского бюджета живут две трети россиян. Это была реальная социальная катастрофа, спровоцированная накопившимися проблемами «развитого социализма», выплеснувшимися наружу после начала гайдаровских реформ.

Мне довелось в то время работать в российском Министерстве труда, и мы с коллегами предложили сконцентрировать скудные государственные ресурсы для помощи самым обездоленным из этого огромного океана бедности. А для этого предложили временно (это я хотел бы подчеркнуть!) использовать намного более скромную черту бедности, которую назвали «прожиточный (физиологический) минимум». Применив ее, удалось выявить треть населения, которая находилась в самом аховом положении, и что-то предпринять для помощи этим людям — в основном семьям с несовершеннолетними детьми. Кстати, Борис Ельцин узаконил такой расчет бедности специальным указом от 2 марта 1992 года «О системе минимальных потребительских бюджетов», в котором было установлено, что «прожиточный (физиологический) минимум» нужно использовать только «на период кризисного состояния экономики». А в качестве базовой черты бедности нужно продолжать использовать примерно в 2 раза более тучный «минимальный потребительский бюджет».

Но прошли годы, в 2000-е годы экономика резко пошла вверх, ощутимо повысились и доходы населения, а прожиточный минимум (потеряв красноречивое уточнение про «физиологический») продолжает использоваться в качестве единственного официального инструмента для определения масштабов бедности. На этот счет даже приняты специальные законы. А вот «минимальный потребительский бюджет» напрочь забыт. Но если оценить размеры российской бедности с его использованием, то выйдет никак не меньше 25% населения. Это уже уровень, который угрожает самому существованию страны. Потому что с таким качеством «человеческого капитала» нам и не стоит мечтать о прорыве в число наиболее развитых стран.

Эти 25% говорят о том, что борьба с бедностью в России — это не просто раздача подачек, типа новых пособий, которые непонятно из каких источников будут обеспечены, если не будет экономического роста. А его, кстати, не будет во многом потому, что слишком много бедных в нашей стране. Вот такой практически замкнутый круг!

Но есть еще два отягощающих обстоятельства. Первое из них — это оценка людьми уровня своего благосостояния. Мониторинг Высшей школы экономики летом прошлого года показал, что у 41% россиян денег не хватает на покупку одежды и даже еды. Подобные цифры дают и другие исследовательские центры. Во-вторых, социологи давно отметили, что у российских семей преобладают ценности выживания, а не развития. И это характерно для большинства населения — в том числе и тех, кто ни по каким цифровым критериям не попадает в число бедных. Что это означает на практике? Такая семья не может купить приличное жилье, оплатить дополнительное образование и становящиеся все более платными качественные медицинские услуги, выехать на полноценный отдых.

Нельзя не сказать и о том, что бедность весьма неравномерно распределена по территории России. Если в Москве средняя зарплата превышает 60 тыс. руб. в месяц, то в целом по стране она почти в два раза ниже, а в ряде регионов и вовсе колеблется в районе 20 тыс. Более того, очаги бедности есть и во множестве нестоличных городов и сельской местности. Все это приводит прежде всего к оттоку людей в крупные города, которые уже задыхаются от инфраструктурных и зачастую экологических проблем. В результате мы имеем, с одной стороны, обезлюживание наших пространств, в том числе тех, где вполне комфортные природно-климатические условия жизни, а с другой — перенаселенные города, в которых многие мигранты так и не нашли счастье, попав в массовые ловушки потери жизненных перспектив. Социальные лифты, о которых сейчас так модно говорить, для многих молодых и не очень молодых россиян попросту остановились.

Тем самым бедность, если рассматривать ее как невозможность вырваться из состояния постоянного аутсайдерства, и вытекающая отсюда апатия и депрессия поражают и, казалось бы, относительно благополучные с точки зрения плоских цифр группы населения. Я недаром рисую столь катастрофическую картину. Нам всем — и официальным лицам, и экспертам — надо опомниться и прекратить оценивать социальную ситуацию в стране только ежеквартальными микроизменениями показателя «доли населения с доходами ниже прожиточного минимума», при этом сокрушаясь о «недопустимо» высокой бедности в России. Острота и глубина ситуации, если она будет признана с учетом всех описанных выше аспектов, это хороший повод определить действительные, а не мнимые приоритеты развития России на длительную перспективу.

Сейчас, к примеру, все — сверху донизу — как мантру произносят слова о «цифровизации» экономики и всех других сфер нашей жизни, и даже о вложении денег в образование и здравоохранение. Кто бы возражал! Но то звено, за которое можно было бы вытащить всю цепь, увы, не здесь. Оно в пассивности российского человека, который в своей массе приучен к патернализму со стороны государства. Вот дозвонимся до Путина, и он проведет нам газ или починит водопровод! А еще вдобавок и добавит что-то к пенсии и зарплате. Это неудивительно: под прямым или косвенным контролем государства находятся доходы большинства из нас.

Давайте считать:
— более 40 миллионов пенсионеров (ведь пенсионную систему так и не сделали страховой);
— 15 миллионов бюджетников (работники образования, здравоохранения, культуры, соцзащиты);
— 7 миллионов занятых в госуправлении, военнослужащих и работников правоохранительных органов;
— не менее 1 миллиона работников госкорпораций и контролируемых государством крупнейших акционерных компаний.

Итого: более 60 миллионов россиян, чьи доходы зависят от госбюджета. А если прибавить членов их семей, благосостояние которых в той или иной степени зависит от дохода тех, кто перечислен выше, то цифра может подобраться и к 100 миллионам! Напомню, что население России сейчас составляет чуть больше 146 миллионов человек.

Вот и получается, что борьба с бедностью (если о ней вообще можно говорить на практике) сводится к введению очередного пособия из федерального бюджета. При этом, кстати, в целом ряде регионов потихоньку местные выплаты и льготы либо скукоживаются, либо вовсе отменяются. А на самом деле нужно приступить к решительному разгосударствлению всей нашей жизни — начиная от развития реального, насыщенного деньгами за счет местных источников, местного самоуправления и до ухода государства из многих секторов экономики, ответственность за развитие которых успешно может подхватить частная инициатива малого и среднего предпринимательства. А это, конечно, возможно только при радикальной трансформации всей нашей политической системы.

Место работы:

заместитель директора по научной работе

	Запись голоса Е.Ш. Гонтмахера
	Из интервью «Эхо Москвы » 3 марта 2013
Помощь по воспроизведению

Евгений Шлемович Гонтмахер (род. 6 июля , Львов) - российский экономист . Заместитель директора по научной работе Института мировой экономики и международных отношений. Доктор экономических наук, профессор. Член Правления Института современного развития, Член Комитета гражданских инициатив (председатель - А. Л. Кудрин).

Биография

Начальник отдела в президентской администрации в 1994-1995 годах.

В 1999-2003 годах - начальник департамента социального развития аппарата правительства РФ.

В 2003-2006 годах - вице-президент Российского союза промышленников и предпринимателей .

С марта 2008 года - член правления (председатель правления - Игорь Юргенс).

Заместитель директора Института мировой экономики и международных отношений РАН. Член президиума Российского еврейского конгресса .

Женат, имеет дочь и сына.

Интервью

• - 10.12.2012

Напишите отзыв о статье "Гонтмахер, Евгений Шлёмович"

Примечания

Ссылки

• . (рус.) - 19.02.2009.
• - (видео), 18.06.2009
• - (видео), 25.11.2008

Отрывок, характеризующий Гонтмахер, Евгений Шлёмович

– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C"est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d"agir d"un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C"est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd"hui on m"a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m"excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l"histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]

В ближайшие годы российскую экономическую систему ждет "коренное обновление", спровоцированное мировыми "вызовами и изменениями" сообщил Дмитрий Медведев в своей статье "Социально-экономическое развитие России: обретение новой динамики", опубликованной в журнале "Вопросы экономики". Премьер-министр РФ обещает обеспечить России "значимое место в современном мире": оптимизацию бюджетной политики, улучшение инвестиционного климата и деловой среды, повышение качества самого государства и развитие социальной сферы.

Это мечты. А что происходит на самом деле?

Обсудим с доктором экономических наук, профеcсором Евгением Гонтмахером, доктором географических наук Натальей Зубаревич и руководителем отдела изучения потребления и уровня жизни "Левада-центра" Мариной Красильниковой .

Ведет передачу Михаил Соколов .

Михаил Соколов: В ближайшие годы российскую экономическую систему ждет "коренное обновление", сообщил Дмитрий Медведев в своей статье в журнале "Вопросы экономики". Премьер-министр России обещает обеспечить России "значимое место в современном мире". Попробуем понять, что происходит не в мечтах формального лидера "Единой России", а на самом деле.

Наши гости сегодня доктор экономических наук, профессор, член Комитета гражданских инициатив Евгений Гонтмахер и руководитель отдела изучения потребления и уровня жизни "Левада-центра" Марина Красильникова . По телефону к нам присоединится географ, профессор .

Минэкономразвития в ходе обсуждения бюджета, есть такая утечка, бюджет обсуждался с премьер-министром, предсказало стагнацию российской экономики на ближайшие три года. Откуда же берется оптимизм у российской власти?

Евгений Гонтмахер: Я тоже, кстати говоря, задаюсь этим вопросом, потому что рациональных источников этого оптимизма я не вижу. Потому что та же самая статья, о которой вы сказали, нашего премьер-министра, я ее почитал, по крайней мере, в той версии, которая была в "Российской газете", у меня сложилось такое впечатление, что да, надо действительно, с одной стороны, экономическую модель, конкурентность в мире, а с другой стороны, все хорошо, ничего менять не надо. Оказывается, итоги утешительные, все хорошо.

Михаил Соколов: То есть он отчитался?

Евгений Гонтмахер: Там единственная маленькая деталь – уровень жизни упал, а так все остальное хорошо, импортозамещение у нас идет успешно. Надо чиновников подсократить, офис проектный по образцу национальных проектов, который действует.

Михаил Соколов: Что это такое?

Евгений Гонтмахер: Создан стратегический совет при президенте, президиум или исполком возглавляет Медведев, они там сейчас обсуждают новые какие-то проекты, типа тех, которые были.

Михаил Соколов: При Медведеве, как президенте?

Евгений Гонтмахер: Типа все хорошо, больше ничего менять особо не надо. То есть плохие времена мы пережили. Я не знаю, на кого этот оптимизм рассчитан, может быть, на избирателя, но избиратель уже проголосовал.

Михаил Соколов: Ногами в значительной степени.

Евгений Гонтмахер: В том смысле, что Дума уже есть у нас, в Думе и так собраны все оптимисты очень сильные. Не понимаю, честно говоря.

Михаил Соколов: А что граждане, что по вашим последним опросам, есть ли у них основания для какого-то оптимизма в области экономики, в оценке экономики?

Марина Красильникова: Да нет, граждане тоже не разделяют этот оптимизм. Давайте посмотрим на те индикаторы, которые измеряет "Левада-центр", первый график, который у нас есть, – это так называемый индекс социальных настроений, такая температура общества. Она показывает нам, что последние года два мы наблюдаем плавное ухудшение общественных настроений. Это происходит, несмотря на бум оценок государственной власти в начале 2014 года, который несколько поднял общий градус настроений.

Михаил Соколов: Это крымский энтузиазм.

Марина Красильникова: Да, этот крымский энтузиазм поднял общий градус настроений, но очень быстро реальная экономическая действительность вернула настроения людей на тот вялый негативный тренд, который сформировался на самом деле еще довольно давно, примерно в 2010-11 году. Поэтому никакого особого оптимизма нет. А самое плохое, что во всей этой структуре общественных настроений самая черная сторона – это взгляд в будущее.

Михаил Соколов: То есть будущего не видят, получается, не инвестируют в будущее?

Марина Красильникова: Будущего не видят, в будущее не инвестируют, будущее вообще плохо себе представляют. По нашим опросам, примерно чуть больше трети населения говорят, что они вообще не знают, что с ними случится завтра, еще треть говорит, что они могут планировать свою жизнь только на ближайшие несколько месяцев. Перспектива, то, что называется в экономических планах среднесрочные планы, это то, что доступно считаным процентам российских граждан.

Михаил Соколов: Я думаю, что мы сейчас сравним то, что есть в опросах "Левада-центра" и в наших совершенно нерепрезентативных опросах. Мы ту же фразу Дмитрия Медведева про коренное обновление предъявили москвичам. Давайте посмотрим, что они нам сказали.

​Михаил Соколов: Чье мнение из говоривших здесь показалось вам наиболее распространенным и репрезентативным?

Марина Красильникова: Наиболее распространенное и репрезентативное было мнение, сформулированное так: я надеюсь, но не верю. Потому что действительно тот отрыв вверх оценок действий президента и правительства в формировании общественных настроений на самом деле отражает не только и не столько реальную оценку того, что делается главами государства, а то обстоятельство, что люди во многом чувствуют себя лишенными возможности самостоятельно планировать свое будущее, самостоятельно строить свое личное будущее, потому что у них нет для этого ресурсов и они не видят для этого подходящей инфраструктуры экономической, социальной и так далее. Поэтому единственное, что им остается, им остается надеяться на кого-то. Потому что мы же не будем совсем закрывать образ будущего.

Но этот образ будущего становится абсолютно аморфным, чтобы было что-то хорошее, но что – непонятно. Текущие оценки того, что происходит сейчас в стране, не дают объяснительных конструкций для формирования положительного образа, который все-таки хочется иметь. Поэтому именно так: я надеюсь, потому что я хочу, чтобы было все хорошо, но, исходя из сегодняшних реалий, я в это не очень верю.

Михаил Соколов: Такой показатель, как кредиты, если люди берут в кредит, значит, они что-то планируют на будущее. Мне кажется, вы что-то замеряете в связи с этими настроениями. Готовы ли они реально вкладываться хотя бы в собственное будущее?

Марина Красильникова: Готовность людей покупать в кредит в последние годы, а именно начиная с 2014 года, резко пошла вниз, потому что люди говорят, что сейчас не подходящее время для этого, потому что совершенно не уверены в том, что будет завтра. Наши опросы показывают, что более половины наших респондентов говорят, что наше материальное положение, их семей ухудшилось, не ожидают улучшений в ближайшее время. На это время люди не просто сократили покупки в кредит, люди вообще сократили свои покупки.

Это мы можем продемонстрировать на графике индекса потребительских настроений – это индикатор, измеряемый во всех рыночных экономиках, который показывает готовность людей тратить деньги здесь и сейчас.

Как мы видим на этом графике, уровень потребительского оптимизма сейчас довольно низкий. Тот максимум, который был достигнут перед кризисом 2008 года, он так и остался историческим максимумом, того уровня потребительского оптимизма, который был 8 лет назад, до него нам еще очень далеко. Что значит, что люди не хотят покупать? Это значит, что торговля сворачивается, это значит, что национальная экономика не растет за счет этого фактора.

Михаил Соколов: Доля розничной торговли в августе минус 6% к августу 2015 года.

Марина Красильникова: Совершенно верно. Наше макроэкономическое моделирование, которое мы сделали в "Левада-центре" и посчитали, как влияют потребительские настроения на динамику товарооборота, показывает, что сам по себе прирост потребительских настроений дает примерно 0,2% прироста товарооборота даже при том, что денежные доходы не будут меняться. А соответственно ухудшение потребительских настроений еще более усиливает фактор сокращающихся доходов, который мы видим. У нас уже почти два года идет сокращение реальных денежных доходов населения.

Михаил Соколов: Я увидел тут оптимистическую цифру, Медведев говорит, что инфляция не выйдет за пределы 6%, где-то было даже 4%. Насколько это реалистично или это просто психотерапевтические меры, которые успокаивают людей?

Евгений Гонтмахер: Инфляция подавляется на самом деле. Тенденция, допустим, этого года по сравнению с прошлым годом, в прошлом году было практически 12%, если мы говорим про официальный уровень, который объявлен, в этом году будет, конечно, меньше и в следующем тоже.

Я хотел из той же статьи Медведева вспомнить, там есть такая любопытная фраза о перспективах спроса, он сказал: мы не будем поддерживать экономический рост увеличением спроса. У нас же есть некоторые предложения.

Михаил Соколов: Столыпинский клуб?

Евгений Гонтмахер: Например. Ребята, давайте мы дадим людям деньги, они пойдут в магазины, все задвигается, экономика будет больше производить.

Михаил Соколов: Вы думаете, с этим проектом покончено, Партия роста провалилась?

Евгений Гонтмахер: Партия роста давно провалилась, с самого начала. Я имею в виду так называемую программу Столыпинского клуба, исходя из того, что написано в этой статье очень жестко, что никакой эмиссии, ставки по кредитам не имеют значения для развития бизнеса, спрос не должен стимулироваться как драйвер экономического роста. Это основные пункты, которые они выдвигали.

Михаил Соколов: Это хорошая новость, значит?

Евгений Гонтмахер: Для меня как для человека, который следит за ситуацией, я считаю эту новость хорошей.

Михаил Соколов: То есть этой авантюры не будет, а что же тогда будет?

Евгений Гонтмахер: А этого никто не знает. Будет то, что Дмитрий Анатольевич Медведев в вялом режиме написал, все будет хорошо.

Михаил Соколов: Это программа реформ?

Евгений Гонтмахер: Нет, это на программу реформ абсолютно не тянет. У меня есть такие вопросы: почему там ничего не написано про бюджетную политику, например, про расходы на оборону? Там слова про это нет. Я понимаю, что оборона – это прерогатива президента, но Дмитрий Анатольевич мог бы написать: "Да, конечно, президент решает, но мы считаем..." Он же там пишет, что надо вкладывать деньги в образование и здравоохранение, правильно пишет.

Михаил Соколов: Но откуда их взять?

Евгений Гонтмахер: При этом возникает вопрос: жесткая бюджетная политика, эмиссии никакой не будет, инфляцию подавляем, бюджетный дефицит, естественно, не расширяем, что правильно, с моей точки зрения. Возникает вопрос: а где ты возьмешь деньги на образование и здравоохранение? Он пишет про инвестиции в инфраструктуру. Что называется, тумбочка пустая, значит, надо где-то что-то отнимать.

Михаил Соколов: В Резервном фонде возьмут?

Евгений Гонтмахер: Это уже несерьезно. Резервный фонд закончится, видимо, в следующем году. Есть Фонд национального благосостояния, который тоже можно раскупорить. То, что Медведев написал, – это программа не экономических реформ, это какие-то куски.

Михаил Соколов: Мы хотим понять, что они будут делать.

Евгений Гонтмахер: Я думаю, они сами этого не знают. Честно говоря, те люди, которые принимают решения, у нас это Владимир Владимирович Путин. Дня три назад он сказал на встрече с членами правительства: надо вообще реформировать все, но чтобы, не дай бог, не было симптомов шоковой терапии.

Михаил Соколов: Отрезать собаке хвост по кусочкам. Очень больно, наверное.

Евгений Гонтмахер: Я думаю, если посмотреть, что будет продолжаться, будет продолжаться деградация социалки, будет снижение уровня жизни, с моей точки зрения, идти достаточно долго, но медленно, они будут стараться это сделать очень постепенно, рассчитывая на то, что население адаптируется. Оно, конечно, будет недовольно, но оно не будет, как мы видели сейчас опрос, но все равно мы надеемся.

Михаил Соколов: Я хотел попросить Наталью Васильевну как регионалиста и экономического географа нам немножко объяснить, что же происходит с регионами, с региональными бюджетами.

Поскольку сегодня в полузакрытом режиме на Совете безопасности как раз говорилось о проекте основ государственной политики регионального развития, я потом что-нибудь процитирую из выступления Путина, но сначала вы нам просто расскажите. Наши сограждане и так живут довольно бедно в регионах, а будут жить еще беднее?

Пока нет. По сравнению с итогами 2015 года первое полугодие 2016 немножко другое. Доходы бюджетов выросли примерно на 2,5-3%, а расходы на 5%. Если в прошлом году резали и образование, и культуру, и ЖКХ, в этом году предвыборный период не позволил это сделать. Расходы на образование в номинальном выражении и на здравоохранение выросли на 2-3%, что ниже темпов инфляции, на соцзащиту на 6%, на выплату пособий на 8%.

И второй плюсовой рост 7% – это ЖКХ. Это означает, что власть сделала себе два приоритета: первый – изо всех сил стараться не повышать тарифы на ЖКХ, это очень болезненно. А как компенсировать? Наращивать поддержку из бюджета.

И второе – максимизировать выплаты пособий населению. Но это политика предвыборная, она закончится. Я бы с большим интересом протестировала итоги года, потому что есть такое у меня подозрение, что начиная с октября эти расходы будут ужиматься. Потому что ситуация с дефицитом бюджета лучше не стала.

Да, картинка красивая, формально профицит, но он обеспечен по факту, с гигантским профицитом Москвы почти 180 миллиардов, большим профицитом Сахалина около 70 миллиардов и по 15-20 миллиардов все те же Ханты-Мансийский округ, Тюменская область, Московская область, Санкт-Петербург. Где-то 6-7 субъектов и задают итоговый плюс, а число регионов с дефицитом даже больше немножко, что в полугодии прошлого года, 52, а не 50. К декабрю будет существенно хуже. То есть ситуация резко не ухудшается, она замороженная, и денежки, потраченные за первое полугодие, с большим расчетом на предвыборную ситуацию. Но в октябре будет откат.

Это означает, что адского кризиса не случилось, временный ремонт под выборы совершен, но дальше будет тот же тренд, у регионов больше денег не будет – это совершенно понятно, доходы почти не растут. Пока выезжаем на плюс 8 в бюджетах регионов за счет НДФЛ, потому что чуть-чуть зарплаты повышаются, поэтому и налог на физлица растет, но больше особо ничего хорошего. А самое печальное: в первом полугодии на 12% сократились трансферты субъектам федерации. То есть, ребята, крутитесь сами.

Михаил Соколов: Не могу по итогам выборов вас не спросить. Есть так, как говорит Дмитрий Орешкин, особая зона голосования, где управляемо голосует примерно 10 миллионов человек за Путина, за "Единую Россию", где-то 90% почти, как в Чечне, где-то чуть поменьше. Эта зона Северный Кавказ, Поволжье, Тыва, она что получает за это правильное голосование?

Мои цифры очень просты – получают далеко не все. Если мы посмотрим динамику трансфертов, хорошо получила Чечня, за первое полугодие плюс 14%. Но, извините, это Кадырову индивидуальный подарок, человек должен избираться хорошо. Плюс 30% Ингушетии. Но если вы думаете, авансом что-то добавили Татарстану, Башкирии или у нас теперь появились новые русские регионы с такой же интересной структурой голосования 70% явки, за 70% за "Единую Россию", к сожалению, это теперь и Тульская, и Рязанская область, Воронежская, к моей печали и удивлению, нет, авансом ничего не добавлено. Посмотрим по итогам года.

Но обычно такие подарки осуществлялись через дотацию на сбалансированность, во всяком случае, она и родилась как бонус после выборов с середины нулевых. Но честно скажу, последние лет 5-7 у нее функция другая – это пожарная команда, которая скидывает деньги в ситуациях тяжелых, раздает многим. Я не думаю, что это такая линейная связь – правильно проголосовал и получишь бонус. Так когда-то было, правда, но сейчас настолько все сложно в экономике, что не до бонусов. А бонусы без всяких яких получают особо отдельные товарищи, они и так их будут получать.

Михаил Соколов: Вот и хочется сказать российскому народу: господа-товарищи, голосуй правильно, не голосуй правильно, все равно уже получишь известно что, то есть недополучишь, кроме, как правильно сказала Наталья Зубареич, вот этих самых поименованных товарищей, которые первые встали в очередь.

Наталья Васильевна, заседание Совбеза и какие-то очень расплывчатые совершенно слова Владимира Путина: "Нам необходимо совершенствовать систему межбюджетных отношений, добиться устойчивого финансового обеспечения полномочий органов власти субъектов Федерации и муниципалитетов. В целом система межбюджетных отношений, безусловно, является одной из ключевых. Рассмотрим ее на отдельном совещании с участием представителей правительства и регионов. Нужно совершенствовать систему целевых субсидий и дотаций". Я не могу это перевести на нормальный русский язык, а вы можете?

Могу. Все сказанное правильно, очень многое надо поправлять – это верно. Но поскольку я знаю, что реально происходит и какие тренды, я вам их назову. Последние "жирные годы", я имею в виду до 2014 и даже еще 2014, основное дополнительное финансирование получали геополитически приоритетные регионы. Не те, которые самые бедные, а те, которые Северный Кавказ, и то не все, Дальний Восток, совсем не обязательно все, но в целом, и Крым как последняя история. Крыму уже порезали, порезали хорошо в первом полугодии.

Михаил Соколов: То-то они на выборы плохо пошли.

Опять же надо очень аккуратно говорить, потому что полугодие – это еще не год, трансферты могут быть передвинуты на вторую половину года.

Но по сравнению с 2015-м трансферты городу Севастополю сократились на 50%, республике Крым почти на четверть. Я полагаю, что они их сдвинут на вторую половину года. Но это некий знак того, что эта территория перестала быть приоритетом, она геополитически важной осталась, но как политический приоритет, ну а что, и так проголосуют.

Поэтому надо посмотреть, что стоит за этими словами. Слова обтекаемые, в принципе правильные. Но если опять это будет раздача отдельным людям за то, что они такие хорошие, или за то, что там стреляют, – это одна история, если это будет увеличение доли дотаций в структуре трансфертов, дотаций на выравнивание, которое все-таки по формуле считается, если наконец уйдут эти жуткие иные межбюджетные трансферты, когда то Москве подкинут полбюджета какой-нибудь средней русской области, то Санкт-Петербургу тоже хорошую цифру. Почему? По кочану, так договорились.

Если это будет уменьшено, я буду очень радоваться. Потому что первая задача политики межбюджетной – это повышение ее прозрачности и резкое сокращение количества особенно субсидий, которыми рулят министерства, они не хотят отдавать эту функцию. Потому что кто распределяет деньги, тот имеет власть.

Михаил Соколов: Может быть, вы дополните как специалист по социальным вопросам, что происходит на региональном уровне, что-нибудь хорошее найдем или совсем плохонько оно?

Евгений Гонтмахер: Я хочу вспомнить цифру, которую Путин сегодня привел на этом заседании Совбеза, что различия по бюджетной обеспеченности регионов достигают 30 раз в России. Как сказал один мой знакомый еще несколько лет назад, еще до начала всех этих событий крымских и прочих, что вообще Россия – это Организация Объединенных Наций, где есть африканские страны и есть типа Европы – Москва, Ханты-Мансийский округ, например, и прочие.

Я должен сказать, что для безопасности, если уж речь зашла о Совете безопасности, это очень опасно. Потому что Россия на самом деле распалась на несколько, Наташа писала в свое время "четыре России", очень была интересная концепция, на несколько кластеров, где люди даже живут по-разному не только с точки зрения того, сколько у них денег. Я сегодня в интернете видел петицию, меня просят подписать, в Краснодарском крае люди стонут, что не хватает школ, дети ходят в три смены. Казалось бы, Краснодарский край – это же не республика Тыва, Краснодарский край богатейший потенциальный регион, хороший климат и так далее.

Михаил Соколов: Сочи.

Евгений Гонтмахер: Да, Сочи. А дети ходят в школу в три смены, люди в отчаянии пытаются обратиться к Путину. Получается, что там как-то складывается внутренняя ситуация в Краснодарском крае, что при прочих равных в каком-то другом регионе России там совершенно другие порядки, там совершенно другой уровень социального накала. Это к вопросу о социальном положении.

Очень все раздроблено. Может быть, поэтому Совет безопасности собрался, я не знаю, потому что как-то они говорят о скрепах духовных, я бы сказал, что давайте мы Россию все-таки скреплять экономически, скреплять социально – это намного более важно.

Михаил Соколов: Господин Патрушев пугал какими-то финскими сепаратистами в Карелии, там уже и финнов не осталось. У него такая роль, он должен придумывать угрозы, а потом их предотвращать.

Евгений Гонтмахер: Может быть, они ходят с паспортами, где написано, что они карелы?

Михаил Соколов: Не знаю. Осознают ли россияне вот эту феодальную раздробленность, то, что Россия разная? Есть ли обиды какие-то на Москву, на центр или люди готовы терпеть? Пусть в Москве 200 миллиардов тратят на новые тротуары, а мы поживем без канализации.

Марина Красильникова: Конечно, эта обида и противостояние центра, провинции, периферии, города и села, она, безусловно, была исторически, здесь ничего нового нет. Но я бы сказала, что эта обида потихонечку уходит на второй план, я не хочу сказать, что ее нет, но она замещается сиюминутными проблемами, а главное, она замещается тем, что и там, и там люди себя чувствуют в сущности достаточно незащищенными и беспомощными, ориентирующимися на некую абстрактную верховную власть, которая должна помочь. Она, конечно, столице поможет быстрее, чем нам, но в столице тоже не надеются на себя, а апеллируют к тем самым надеждам, о которых мы говорили.

Для меня очень показательным был опыт кризиса 2008 года в части изменения общественных настроений, индекс социальных настроений. Он состоит из разных компонентов, есть оценки власти, есть оценки собственного положения. До кризиса 2008 года люди, наиболее обеспеченные в российском обществе, – это примерно треть российского общества, они демонстрировали совсем другую структуру социального оптимизма. Их социальный оптимизм был основан на оценках того, что происходит с ними, что происходит с их семьей, что они ожидают от своего будущего, там они черпали основной оптимизм, в отличие от наименее обеспеченных слоев населения, у которых оптимизм был приравнен к надеждам на власть.

Оказалось, что запас прочности обеспеченной части российского общества очень невелик, как только возникли экономические трудности, все население стало думать примерно одинаково: мы сами ничего не сможем, но мы должны надеяться на власть, нам ничего другого не остается. Это стремление встать под защиту государству и апеллировать к нему, этот патернализм немедленно проявился в самых широких слоях российского общества и объединил всех – жителей провинции, жителей столиц, богатых, бедных и так далее.

Евгений Гонтмахер: У нас значительная часть занятых просто получает зарплату от государства. Бюджетники, врачи, учителя, работники культуры, соцзащиты – это более 10 миллионов человек. У нас чиновников, считая с муниципальными, региональными тоже пара миллионов. Плюс членов семей возьмите, они тоже зависят от этого. Военные, полиция, ВПК, который сейчас снабжается заказами очень жирно, я бы сказал, работники госкорпораций, тот же самый "Газпром", "Роснефть", хотя формально это акционерные общества, но мы же с вами прекрасно понимаем, что это такие квазигосударственные корпорации.

Поэтому у нас государство контролирует больше 60% экономики прямо или косвенно – это известный факт. Мне как экономисту абсолютно неудивительно, что как только наступают смутные времена, люди обращаются к кормильцу: ну ты же мне даешь с руки, дай, пожалуйста. Эти люди не настроены, даже если бы были условия для ведения бизнеса, допустим, их нет, эти люди не настроены, чтобы идти, заниматься предпринимательством, еще чем-то. У нас экономика государственного типа, отсюда этот патернализм. Плюс пенсионеры.

Михаил Соколов: Пенсионеров же обидели, им в этом году не индексировали пенсии. Они обрадовались? Как-то я видел, что они с этим согласились.

Марина Красильникова: Они, конечно, чаще возмутились, чем обрадовались. Но вообще мы через неделю после обнародования решения о единовременной выплате взамен индексации провели всероссийский опрос и спросили людей: а они вообще слышали об этом решении? Оказалось, что в среднем почти половина ничего об этом не слышала. Мы резонно подумали, что, может быть, не всем это интересно, хотя это странно, почему человеку в начале рабочей жизни неинтересно, что происходит с пенсионной системой. Мы выделили группу неработающих пенсионеров, для которых пенсия – это единственный источник дохода, и оказалось, что среди них каждый пятый ничего не слышал. Людям это неинтересно.

Михаил Соколов: Может быть, им не рассказывали?

Марина Красильникова: Это еще одна сторона того, как работает государство, как работает социальная система государства. Государство, которое озабочено якобы низкой финансовой грамотностью населения, оно, тем не менее, не стремится популяризовать и донести до заинтересованных лиц решения, которые непосредственно касаются этих заинтересованных лиц.

Михаил Соколов: Мне кажется, что здесь просто работали средства пропаганды. Им рассказывают про Украину, про Донбасс, про Порошенко, про что-то еще, про выборы в Соединенных Штатах, как там все плохо, какой кризис в Европе, а потом скороговоркой говорят: вам выплатят по 5 тысяч рублей, не говоря о том, что не выплатят порядка 35 тысяч должок. Люди думают, что им заплатят 5 тысяч, а про эти 35 они даже не знают украденных.

Марина Красильникова: Действительно это событие даже тех, кто знал о нем, это решение заинтересовало меньше, чем Олимпийские игры. Это решение, к моему разочарованию, примерно четверть пенсионеров обрадовало. Это говорит о такой безграничной готовности к долготерпению, которое является тем базисом, который позволяет правительству сейчас медленно, постепенно сокращать совершенно безнаказанно, ухудшать уровень жизни массового российского населения.

Михаил Соколов: А может быть, они просто, как в осажденной крепости: приказы не обсуждаются, враг у ворот, комендант скомандовал отдать деньги на продовольствие, пожалуйста, отдаем, будем защищаться. Есть такое настроение?

Евгений Гонтмахер: Мне кажется, отчасти есть. Хотя после Крыма был всплеск.

Михаил Соколов: После Крыма думали, что "если будет больше земли, то жить будем богаче, а на самом деле за земли платить надо".

Марина Красильникова: Там были не экономические соображения, там были соображения эмоциональная, там была залеченная, полеченная травма от распада великого государства.

Михаил Соколов: Доза наркотика была введена, а теперь она снялась.

Евгений Гонтмахер: Сейчас наша пропаганда перешла на какую нотку, в статье, кстати, того же Медведева несколько раз написано: на Западе на самом деле тоже все плохо, мировой кризис продолжается.

Михаил Соколов: Хотя там рост уже давно.

Евгений Гонтмахер: Как раз Россия с ее отрицательными темпами роста смешно смотрится, я бы сказал, позорно на фоне положительных темпов роста, пусть небольших, 2-3%, которые есть в Соединенных Штатах, в Европе. Он в этой статье всячески подчеркивает: ребята, всем плохо во всем мире, чего вы хотите?

Михаил Соколов: Привычно врет премьер-министр.

Евгений Гонтмахер: Он пишет, например: нет идеальной пенсионной системы в мире, не нашли идеальную пенсионную систему, чего вы хотите?

Марина Красильникова: Если делать все для того, чтобы из пенсионной системы сделать систему пособия по бедности, то и отношение к этой пенсии. Одна из причин, почему люди радуются, потому что пенсия не рассматривается как тот результат, который заработан каждым человеком на протяжении его трудовой жизни. Это такие деньги, которые государство дает.

Михаил Соколов: Мне кажется, вообще сейчас за последние годы оказалось так, что уровень пенсий опять, как и в советское время, не зависит от трудового вклада, у людей срезают верхнюю часть, баллы ввели. Никто не понимает, сколько он вообще заработал.

Евгений Гонтмахер: Стоимость балла каждый год утверждает правительство.

Михаил Соколов: Значит, это жульничество. Накопительные сбережения тоже изъяли.

Евгений Гонтмахер: Накопительные пенсии угробили фактически.

Михаил Соколов: Они обещают опять в каких-то рассуждениях на следующий год в прогнозе Минэкономразвития, что с 2017 года пенсия будет индексироваться на инфляцию, на 5,8%. Они смогут индексировать или нет? Или опять, может быть, они пообещают индексировать, а потом опять заменят разовой выплатой?

Евгений Гонтмахер: В следующем году, в 2017-м, у нас начинается новый предвыборный цикл.

Михаил Соколов: Может быть, он в 2017-м и закончится, есть и такие слухи.

Евгений Гонтмахер: То, что, кстати, Наталья Зубаревич говорила, подбавили действительно денег в первой половине этого года на соцзащиту, на какие-то вещи, на всякий случай пусть избиратель будет доволен. Я, например, не сомневаюсь, что 1 февраля 2017 года проиндексируют по инфляции. Она в этом году будет, судя по официальным прогнозам, 6-7%. Естественно, снова не дадут работающим пенсионерам.

Михаил Соколов: Кстати, 5 тысяч не собираются давать тем пенсионерам, которые за рубежом. Граждане второго сорта, получается.

Евгений Гонтмахер: А какое основание, знаете? А у них не такой рост цен. У них там дефляция, поэтому зачем им давать, у них жизнь улучшилась, наоборот.

Михаил Соколов: То есть уезжайте, живите там, там лучше.

Евгений Гонтмахер: А у нас эти 5 тысяч даются как компенсация типа инфляции. Это очень смешно. Уже логику вообще не понимаешь.

Михаил Соколов: Нет ли юридического рассмотрения, можно ли так разные категории граждан ранжировать? Может быть, в одной стране инфляция дикая, где-нибудь в Африке, а в другой действительно дефляция, где-нибудь в Японии. Момент уязвимый очень.

Евгений Гонтмахер: 2017 год индексация, я думаю, будет в полном объеме. 2018-й – это трудно сказать. Если выборы президента состоятся все-таки в марте 2018 года, то 1 февраля 2018 года, я думаю, подарок пенсионерам все-таки какой-нибудь сделают, им деваться будет некуда.

Михаил Соколов: А если раньше?

Евгений Гонтмахер: Если раньше, то тогда нас ждет совершенно другая политика. Если вдруг президентские выборы перенесут на следующий год, естественно, Путин переизберется, в чем нет никаких сомнений, или кто-то от Путина, то я думаю, наступит период действительно жесткий абсолютно. Что бы ни говорили, Медведев написал в статье, что ни о какой мобилизационной политике не может быть и речи, это будет мобилизационная абсолютно политика, когда с людей будут стричь, я думаю, налоги будут повышены. Все эти ужасы, которые в последнее время говорят в виде слухов, в 2017-м вряд ли, но в 2018-м наступит время для этого.

Михаил Соколов: Я обратил внимание, сегодня Владимир Путин, к вопросу о Краснодарском крае, дал поручение ввести курортный сбор, то есть это дополнительный налог на граждан, которые поедут отдыхать.

Евгений Гонтмахер: Налог на богатых как бы.

Михаил Соколов: Те, которые богатые, они, кажется, в Крыму и Сочи не очень любят отдыхать.

Евгений Гонтмахер: Я понимаю. Сейчас многие решения принимаются исходя из некоего популизма. Кто едет – для простого российского человека из провинции, у которого нет денег, понятно. Он сам ни на какие курорты не едет, он на огороде сидит у себя.

Марина Красильникова: Первое, на чем стали люди экономить, – на поездках, на отдыхе.

Евгений Гонтмахер: В Сочи или в Крым – это богатенькие.

Марина Красильникова: Между прочим, это совсем не дешевый отдых, Крым и Сочи, как выяснилось при ближайшем рассмотрении.

Михаил Соколов: Налог на имущество, например, который будут платить по кадастровой стоимости, – это серьезная вещь. В больших городах мало недовольства, еще захотят добавить?

Евгений Гонтмахер: Долготерпение, как сказала Марина Дмитриевна, очень большое у людей. Здесь, кстати, попадают под самый большой удар пенсионеры, потому что у нас есть такие случаи в городах, когда муж и жена пенсионеры, живут, допустим, в трехкомнатной квартире, она им досталась еще в советское время, дети разъехались и прочее. С их пенсии, которая сейчас около 13 тысяч рублей средняя, правда, пока есть льгота, что налог на имущество пенсионеры не платят, но я думаю, что снова каким-то боком это обязательно отменят. Это будут достаточно большие деньги. То, что связано с дачными участками, второй недвижимостью. Я уже не говорю про молодые семьи.

Михаил Соколов: А большие деньги – это сколько?

Евгений Гонтмахер: Это все региональное. Насколько я понимаю, есть определенные ограничения. Какие-то люди уже считали, что двушка в спальном районе города Москвы, за нее, если оценить по кадастровой стоимости, люди в год будут платить 30-40 тысяч.

Михаил Соколов: Начнут судиться, конечно, но судебная система, она, конечно, в общем.

Евгений Гонтмахер: Я, между прочим, когда заглянул в свой личный кабинет в Федеральной налоговой службе, я увидел, что моя квартира уже оценена по-другому, раньше она была по стоимости БТИ, теперь она уже оценена типа как по рыночной стоимости.

Михаил Соколов: Судиться будете? Устраивает уровень налогообложения?

Евгений Гонтмахер: Я как пенсионер уже не плачу, но, видимо, пока не плачу. Поэтому я наблюдаю немножко со стороны. Мне это просто интересно, то есть у меня стоимость квартиры возросла в десятки раз.

Михаил Соколов: Марина, что вы думаете, люди в городах, которым сейчас начнут предъявлять новые и новые налоговые платежи, они на выборах показали, что некоторое недовольство есть, одни не пошли на выборы, вообще уровень поддержки "Единой России" и в миллионах человек, которые за нее проголосовали, и в процентах, если отбросить фальсификацию, на самом деле, если без Чечни и прочего, оказалось 38-40%. То есть реально он ниже, чем был. Как они могут себя повести? Есть какой-то потенциал для протестов, какой-то активности, петиций хотя бы?

Марина Красильникова: Сейчас этого потенциала мало. Люди после 2011-12 года в массе выбрали стратегию ухода из политической гражданской сферы совсем. И вообще навыков коллективного гражданского решения важных для людей вопросов толком нет. Я опять хочу вернуться к этому примеру с пенсиями и вспомнить 2005 год, когда была монетизация льгот.

Решения, которые привели к тому, что с 1 января людей перестали бесплатно пускать, чтобы проехать в транспорте по их нуждам, эти решения были приняты за полгода до того, были оппозиционные силы политические, которые пытались привлечь внимание общественности к этим решениям, как-то сформировать гражданский протест по этому поводу. Но население это не заинтересовало, население готово реагировать только по жизненным показаниям, как сказал один мой коллега. Не в тех случаях, когда вместо того, чтобы проиндексировать пенсию, тебе добавляют 5 тысяч рублей, здесь все происходит в рамках одного и того же договора, дали денег, но дали чуть меньше, они всегда меньше дают, а здесь была другая история с монетизацией льгот, здесь было нарушение нормативно-ценностной системы, был договор, что это бесплатно. И тогда это сработало. Сумма платежей налога за имущество сейчас существуют, они понемногу в последние годы увеличиваются.

Михаил Соколов: Если сразу в 10 раз увеличится?

Марина Красильникова: Если сразу в 10 раз, то начнутся массовые неплатежи скорее, чем какое-то возмущение коллективное. А если это будет переходный период и постепенно, то это с большой вероятностью так или иначе.

Евгений Гонтмахер: Неплатежи все равно начнутся. Доходы снижаются, людям просто нечем будет платить, бюджет не будет собирать ту сумму, на которую они рассчитывают.

Михаил Соколов: А может быть такая реакция: людей прижмут, и они, как говорят, начнут крутиться, что-то такое зарабатывать, сдавать в этой квартире кому-то комнату, что-то еще. Меня заинтересовало выступление Путина, который сказал, что самозанятых надо освободить от налогов на два года. Во-первых, они не светятся, они и так освободились от налогов, во-вторых, насколько я понимаю, никто не собирается отменять статью уголовного кодекса за незаконное предпринимательство, а без этого получается, что человек вышел из тени, а ему могут предъявить предыдущее, что он занимался чем-то таким и не платил налоги. Без снятия репрессивного компонента это выглядит как крючок с наживкой для дураков.

Марина Красильникова: Я вообще хотела бы сказать, что попытка налогообложения всего малого бизнеса, наверное, от отчаяния. Можно обратить внимание на международную практику, в соответствии с которой самый мелкий бизнес толком не облагается или по нулевой ставке. То же самое, кстати говоря, касается и имущества, имущество во многих экономиках облагается налогом, но есть очень большой размер необлагаемого размера имущества, под который подпадает значительная часть населения этих стран. Имущество начинает облагаться в тех размерах, когда оно выходит за пределы среднего размера.

Михаил Соколов: А в России хотят ниже среднего.

Марина Красильникова: А у нас хотят ниже среднего, зачем же тех, кто выше среднего, облагать налогом.

Михаил Соколов: Какое будет экономическое поведение людей, которые задействованы в малом бизнесе, в мельчайшем, хотя малый и средний уже обанкротили, им можно даже не интересоваться.

Евгений Гонтмахер: Насколько я понимаю, это предложение Путина не распространяется на ИП, индивидуальных предпринимателей, тем более на малый бизнес, где работают несколько человек, которые платят налоги по упрощенке. Там есть упрощенка и вмененка, два таких механизма. Если бы он сказал, давайте там отменим на пару-тройку лет налоги, может быть, это была бы скорее положительная мера, хотя это не тенденция, но тем не менее.

Потому что действительно правительство сейчас много рассуждает о том, что надо повысить налоги, а тут вдруг президент бы сказал, что давайте с этого сектора снимем. Нет, он сказал действительно про этот мельчайший бизнес, который и сейчас не приносит казне ничего практически с точки зрения доходов и не будет приносить. Это, мне кажется, очередное политическое заявление, экивок в сторону бизнеса: ребята, видите, мы же о вас заботимся. При этом всерьез обсуждают вопрос о повышении НДС, повышении налога на прибыль, а это бьет прежде всего по крупному бизнесу и по среднему. Не знаю, когда это будет принято, но скорее всего, после президентских выборов, что-то из этой серии будет.

Михаил Соколов: А подоходный налог в этой ситуации могут повысить?

Марина Красильникова: В этом смысле через сознание обычного работника уплата подоходного налога не проходит.

Михаил Соколов: То есть это будет раздражать, надо будет писать декларации и так далее?

Марина Красильникова: Люди не понимают, зачем им это нужно.

Евгений Гонтмахер: Это не даст фискального эффекта, потому что тут же начнется дополнительный процесс ухода в тень. Я думаю, что казна, если и получит дополнительно, то какие-то копейки. Эффект негативный намного превысит фискальную выгоду.

В последние годы в оборот международных отношений прочно вошло понятие «failed state», или, в разных вариантах перевода на русский, «недееспособное, несостоявшееся, обанкротившееся, неудавшееся государство». Обычно в качестве наглядной иллюстрации такого состояния приводятся Сомали, Гаити, Зимбабве, Афганистан, Ирак. Как видим, это бедные, если не сказать нищие, страны, разоренные войной и/или алчностью местных элит.

Государство как институт в них практически отсутствует, власть берут имитационными выборами и/или силой, используя ее в откровенно корыстных целях.

Казалось бы, Россия относится к совершенно другому классу государств — с сильной централизованной властью, действующими институтами экономической и общественной жизни, в конце концов, с накормленным населением. Одно только членство в «Большой восьмерке» и «двадцатке» вроде бы бесконечно отдаляет нас от состояния «failed state».

Но смею предположить, что наша страна в ее нынешнем состоянии, к сожалению, начала уверенно входить в это состояние. Конечно, на первый взгляд это кажется немыслимым: где мы, а где, например, Зимбабве? Однако предлагаю, отбросив эмоции, нахлынувшие от предыдущих строк (мне тоже за Россию обидно!), присмотреться к тому, что творится у нас под носом и к чему мы, кажется, привыкли.

Прежде всего выдвигаю тезис: государства в России нет.

При этом есть некая структура, в которой работают миллионы людей, называющих себя чиновниками. Чем они занимаются — чуть ниже. А сейчас вспомним о миссии, которую государство как институт должно выполнять: реализовывать общественный (наш с вами, дорогие россияне) интерес. Это происходит через наших представителей, выбираемых всеобщим голосованием в законодательную власть всех уровней — от местной до федеральной. Депутаты, которым мы доверили продвигать наши интересы, в свою очередь нанимают власть исполнительную (чиновников), которая обязана эти интересы реализовывать через конкретные дела. В российских условиях есть еще одна категория тех, кого мы выбираем, делегируя им наши интересы, — главы муниципальных образований, губернаторы, президент. И над всем этим парит независимая судебная система.

Есть ли в нынешней России хотя бы бледная копия этого механизма формирования государства? Боюсь, уже нет.

Посмотрите, во что превратились Государственная дума и Совет Федерации. Они стали фактически еще одним департаментом Администрации Президента и аппарата правительства. Даже не буду перечислять тот поток законов, который был принят в режиме взбесившегося принтера. Остановлюсь на примере из близкой мне социальной проблематики.

Год назад, несмотря на многочисленные предупреждения экспертов, с подачи правительства был принят закон о повышении страховых взносов в Пенсионный фонд для самозанятых. Почти сразу началось массовое закрытие мелких бизнесов (счет идет на сотни тысяч). Сильно возрос и без того недопустимо большой теневой сектор экономики — там теперь трудится до 40% занятых! Многие люди лишились даже скромных средств к существованию. Вал возмущения оказался настолько высок, что возопил даже Общероссийский народный фронт. Власти пришлось сдавать назад, и всё те же депутаты и «сенаторы» одобрили снижение взносов до прежнего уровня с 1 января 2014 года.

И это профессиональный парламент, который, выражая общественный интерес, не дает расслабиться правительству ни на минуту?

Теперь обратимся к исполнительной власти. Она не просто невероятно разбухла (чиновников в России больше, чем во всем позднем СССР), но и приобрела характер крупнейшей монопольной бизнес-структуры, которой позволено все.

Судите сами: по оценкам экспертов, нынешнее государство напрямую управляет не менее чем 50% экономики. При этом — самое главное — далеко не все дивиденды от этого менеджмента идут в казну. Коррупция поглощает десятки, если не сотни миллиардов долларов. Кстати, подношения наличности в конвертах уже не так распространены, как отвод денег (например, наиболее выгодных контрактов от сделок по купле-продаже государственной собственности) в дружественные фирмы, в т.ч. в офшорных зонах. Именно поэтому даже при нынешних высоких ценах на нефть и газ экономический рост можно увидеть только под микроскопом, а в ближайшей перспективе, как прогнозируют даже правительственные эксперты, мы не увидим и этого нанороста.

А как же социалка? Действительно, за последние 13 лет на повышение пенсий, финансирование образования и здравоохранения были потрачены немалые деньги. Потрачены — а счастья-то нет! Тут недавно Владимир Путин заявил, что нашей медициной удовлетворено лишь 35,4% населения. Не лучше показатель и по пенсионному обеспечению. А уж проблема оплаты услуг ЖКХ совсем грозится взорвать нынешнюю «стабильность».

Кто-нибудь задает себе вопрос: а каковы были бы наши социальные достижения, если бы гигантский поток дармовых нефтедолларов действительно шел прежде всего на общественные нужды? Думаю, мы жили бы совершенно по-другому: пенсии были бы как минимум в 2 раза выше, бесплатное здравоохранение было бы не эфемерно, как сейчас, а осязаемо, количество сирот в детских домах было бы сведено к минимуму.

Кстати, социальное расслоение в России в годы благополучной сырьевой конъюнктуры сильно выросло. В последние годы за рубежом развитие получили исследования, посвященные оценке накопленного домохозяйством богатства (wealth), включающего в себя как финансовые (денежные сбережения, акции, вклады в пенсионные фонды и т.п.), так и нефинансовые активы (прежде всего стоимость недвижимости). Оказалось, что наша страна — мировой лидер по неравенству в распределении богатства.

На долю самых богатых 1% россиян приходится 71% всех активов домохозяйств в России. Для сравнения: в следующих за Россией (среди крупных стран) по этому показателю Индии и Индонезии этот показатель равен 49% и 46%. В среднем в мире этот показатель равен 46%, в Африке — 44%, в США — 37%, в Китае и Европе — 32%, в Японии — 17%. Россия лидирует в мире и по доле самых обеспеченных 5% населения (это 82,5% всего богатства домохозяйств страны), и самых обеспеченных 10% населения (87,6%).

Ответственное государство такой ситуации допустить никак не могло. Его реальная социальная политика построена по принципу: «Эй, население, лови крошки с барского стола и демонстрируй при этом телячий восторг».

Если до кризиса, начавшегося в 2008 году, такой посыл не встречал массового отторжения, то сейчас он приводит в тихое (пока) бешенство очень многих. Дело уже дошло до открытого урезания даже тех скромных социальных стандартов, которые еще недавно существовали: в ближайшие годы запланировано снижение финансирования и без того бедного здравоохранения, уже в следующем году, как объявлено, вводятся «социальные нормы» потребления электроэнергии по нынешним тарифам, вынашиваются планы более умеренной индексации пенсий и т.п.

Не функционирует государство и еще в одной сфере — правоохранительной. Коррумпированность полиции стала уже настолько очевидной, что обсуждаются только виды и размеры поборов, которыми пробавляются «крыши» в погонах. Дошло до того, что этот важнейший государственный институт не только не заинтересован защищать от преступности нас, но и сам за себя постоять не может, как это произошло недавно на Матвеевском рынке в Москве. Вроде бы локальный инцидент заставил Владимира Путина лично заняться разбором полетов. Это уже акт отчаяния. А что же в ответ делают полицейские? Проводят облавы на мигрантов, хотя оперативнику проломил череп точно такой же гражданин России и никаких таджиков и узбеков там и близко не стояло. Это называется «в огороде — бузина, а в Киеве — дядька».

Подвожу итог.

Вместо государства как института, реализующего курс на развитие страны, мы имеем гигантскую и бесконтрольную частную структуру, успешно извлекающую прибыль в свою пользу. Там, внутри этого «государства», все хорошо: высокие зарплаты, качественная медицина, льготные путевки. Остальные (а это подавляющая часть населения) — неудачники, место которых в лучшем случае в обслуге или у все более скудной кормушки.

«Государственники», ау! Что вы защищаете? Я, неоднократно обозванный вами «либералом», считаю, что первейшая задача нашего общества — вернуть в Россию государство.

http://echo.msk.ru/blog/gontmaher/1138592-echo/

Ответ Гонтмахеру

А не пора ли надавать по шапке некоему Гонтмахеру, который недавно был опорой Президента Медведева за эту статью: Российского государства не существует

Тезисно:

Некто Гонтмахер Россию сравнивает с Зимбабве. Ну это понятно. Нет либерала, который не сравнивал бы Россию с Зимбабве. Иначе пропадает смысл жизни либерала.

На чём он основывает этот тезис:

1. В России Государственная Дума и Совет Федерации принимают решения, будучи якобы филиалом Администрации Президента.
Тут даже не нужно говорить, что это не так. Достаточно вспомнить, что в СССР на протяжении почти всей его истории решения Верховного Совета СССР принимались на Старой Площади. СССР ведь не был от этого Зимбабве? Не говоря уже о том, что механизм принятия решений в Думе коренным образом отличается от советского, где действительно решения ВС СССР только штамповали решения ЦК КПСС.

2. Закрытие малых бизнесов после принятия закона о повышении страховых взносов (речь идёт о сотнях тысяч).

Вот в СССР вообще не было малых бизнесов - и он не был от этого failed state. НО! Опять Гонтмахер врёт.

Согласно результатам исследования к началу 2013 года в России было зарегистрировано 1 997,0 тыс. малых предприятий (в том числе 1759,0 тыс. микропредприятий), что на 8,7% больше, чем годом ранее. При этом количество малых предприятий в расчете на 100 тыс. жителей составило 1395,9 ед., что превышает показатель прошлого года на 110,5 ед.

3. 40% населения трудится в теневом сектор экономики.

То есть практически каждый второй. Хочу спросить вас, вы знаете кого-нибудь вокруг, кто трудится в теневом секторе? Вот и я не знаю. Но главное, что теневые зарплаты при этом не учитываются в нашей статистике. Это что же Гонтмахер говорит, что средние зарплаты с учётом теневых 40% экономики гораздо выше 30 тысяч рублей? То есть правительство Путина ещё более эффективно с точки зрения повышения доходов населения? Тогда причём тут failed state?

4. Признаком несостоятельного государства Гонтмахер называет количество чиновников в России больше чем во всём СССР.

При этом, на самом деле оказывается, что количество чиновников в России в 4 раза меньше, чем в так называемых развитых странах
Численность работников государственных органов и органов местного самоуправления в России 1,572 млн. человек , в то время как в СССР количество чиновников достигало 2,4 млн. человек.

Ну не может Гонтмахер не передёргивать. Но разве количество чиновников является признаком несостоятельного государства?

5. Государство управляет 50% экономики. Честно говоря не вижу в этом факте наличия признаков Зимбабве. В СССР государство управляло 100% экономики. А в несостоятельных государствах - 0% экономики управляется государством.

6. Коррупция поглощает сотни миллиардов долларов. Ну представим, что 100 миллиардов долларов. В 2012 году Россия продала нефтегазовых продуктов на 350 миллиардов долларов. Получается, что треть этого экспорта разворовывается? Ну для этого тезиса у меня ещё ниже будет ответ;)

7. За 13 лет на социалку, повышение зарплат и пенсий потрачены немалые деньги, а счастья оказывается нет. И тут он вопрошает, а каковы были бы социальные достижения, если бы этот поток денег шёл на социалку? Пенсии дескать были бы в два раза выше, да и зарплаты...
Вот здесь давайте остановимся более подробно.

Суммируем ВСЕ доходы по нефти, нефтепродуктам и газу за каждый год за последние 13 лет. После этого сумму экспорта в долларах переведём в рубли по курсу на 31.12 каждого года. Рублёвые доходы приведём к ценам 2012 года, убрав инфляцию за это время (включая 2012 год к декабрю 2012 года).

Полученную сумму разделим на 13 лет, 12 месяцев каждого года и 140 миллионов граждан России. Получилась сумма в 5126 рублей 42 копейки доходов от нефти и газа на одного гражданина РФ в месяц (приведённых к ценам 2012 года). Что существенно отличается от средней зарплаты в 30000 рублей в 2013 году. Откуда рост зарплат на остальные 25 тысяч, или пенсий на остальные 5 тысяч не скажете? Так что миф это, что всё благополучие в России основано на росте мировых нефтяных цен.

Все вычисления можете провести сами.

Источники:

На написание таблицы в Excel нужно 15 минут. Ну максимум 20.

И вот тут ответ на второй предыдущий вопрос. Представим себе, что якобы 30% разворовывающихся вернулись в бюджет. То есть вместо якобы 3400 рублей на одного гражданина России в месяц нефтегазовых доходов в бюджет приходит 5100 рублей на одного гражданина в месяц. Увеличивает ли это пенсии и зарплаты в 2 раза? Вопрос риторический.

Государство живёт на баснословные прибыли от экспорта нефти. Треть этих денег - разворовывается. Треть - оседает в карманах олигархов законно. Остаётся треть, на которую оказалось возможным повысить реальный (а не номинальный) уровень зарплат и пенсий практически в 3 раза, построить кучу дорог, социальных объектов, таких как перинатальные центры или центры сердечно-сосудистой хирургии в каждом федеральном округе, вырастить ЗВР с 10 млрд. до почти 600 млрд. долларов, снизить госдолг до одного из самых низких в мире, обеспечить программами дополнительного льготного обеспечения нуждающихся в бесплатном лечении не только 7 социально-значимых заболеваний, но и редких орфанных заболеваний. Не забывайте, что сейчас в отличие от 90-х годов, в больницах не нужно покупать лекарства. А в 90-х - нужно было покупать всё, вплоть до одноразовых шприцев. И так далее. И вот как это всё укладывается в цифру 1700 рублей доходов от нефтегазового экспорта на одного гражданина России в месяц, которые и составляют те самые 30%.

Это картинка роста ВВП в нефтедобывающих странах. Не скажете, господин Гонтмахер, как несостоятельная Россия обеспечила рост ВВП более чем в два раза по сравнению с Канадой, Норвегией и Саудовской Аравией?

8. На долю самых богатых 1% россиян приходится 71% всех активов домохозяйств в России.

Благосостояние россиян составило в 2011 году 1,3 триллиона долларов. 71% от этого - это 923 миллиарда долларов. 1% населения - это 1,4 миллиона человек. Они якобы по Гонтмахеру имеют средний доход около 660 тыс. долларов в год. Но тогда можно спросить Гонтмахера, а какое среднее благосостояние остальных 99% населения? По Гонтмахеру - это 2,3 тыс. долларов в год, то есть 20 долларов в месяц. Спасибо г-ну Гонтмахеру за наше счастливое благосостояние. Но ведь опять оказывается, что г-н Гонтмахер передёргивает? Зачем?

И зачем после этого говорить, что ответственное государство этого допустить никак не могло, если сам тезис - ложный. Коэффициент Джини в России конечно высок, но он составляет 42, 2 и колеблется между Китаем, у которого он составляет 41, 5 и Ираном, где он составляет 44,5. И уж в России он меньше, чем в США, где он составляет 45,0.

9. В ближайшие годы запланировано снижение финансирования и без того бедного здравоохранения, пишет Гонтмахер.

Расходы на здравоохранение в абсолютных цифрах в России в 2014 году превысят 2,5 триллиона рублей (2,4 триллиона в 2013 году), в 2015 и 2016 годах они вырастут до 2,7 и 3 триллионов рублей соответственно.И это только федеральные расходы. А многие статьи расходов перенесены и в региональные бюджеты, где суммы расходов на здравоохранение также будут расти.

10.Не функционирует государство и в правоохранительной сфере, пишет Гонтмахер.

Стесняюсь спросить, господин Гонтмахер, а Вы статистику по преступлениям читали? Число преступлений снизилось с 1612 на 100 тысяч населения в 2000 году до 1420 в 2012 году.

Итого, Гонтмахер резюмирует:

"Государственники", ау! Что вы защищаете? Я, неоднократно обозванный вами "либералом", считаю, что первейшая задача нашего общества - вернуть в Россию государство.

Странные выводы сделал господин Гонтмахер. Практически все тезисы, которые он привёл - ложные. У меня даже зародилось сомнение, а получал ли господин Гонтмахер диплом экономиста, раз он несёт такую необъективную информацию в массы.

Вы задали вопрос, господин Гонтмахер, кого защищают охранители, от кого они защищают Россию? Я Вам отвечу, господин Гонтмахер. Мы, охранители, защищаем Россию от таких как Вы, которые спят и видят, как бы вернуть Россию в пропасть 90-х годов. И не гнушаются при этом ничем, даже откровенной ложью.